ВВП № 102

Главная тема: Траектория роста

Главе российского государства удалось изменить соотношение сил на мировой арене

Внешняя политика России формируется Владимиром Путиным. Под его руководством, а не им единолично, но именно вклад президента можно безо всякой натяжки назвать решающим. Не потому, что по конституции именно глава государства определяет внешнюю политику страны, а потому что к концу своего третьего президентского срока Путин приобрел огромный и во многом уникальный международный опыт.

Над пропастью во лжи

Начиная с 1999 года Владимир Путин провел огромное количество встреч на высшем уровне, но его внешнеполитический опыт измеряется не десятками тысяч километров перелетов между пятью континентами и не сотнями президентов, премьеров и министров, с которыми он знаком. Ценность приобретенного Путиным опыта в том, что он помогает ему проводить все более результативную внешнюю политику.

Результативную – это значит эффективную (Путин очень любил это слово в первые годы у власти), удачно отстаивающую интересы страны на мировой арене. Но сами эти интересы нужно еще правильно осознать, то есть сформулировать вслух, а что-то и «про себя», дабы не оповещать противников, не спугнуть, не сглазить. Это тоже важнейшая функция президента.

И Путин формулирует интересы России. Не открывает их, потому что они объективны, а акцентирует те или иные аспекты. Но в то же время открывает их для самого себя – и чем полнее он сам понимает их, тем лучше может сформулировать для остальных. Естественно, понимание этих интересов (как и в случае с любым человеком) субъективно, но чем больше у него опыта, тем больше вечного и общего проступает через личное восприятие.

Естественно, что внешняя политика Путина за эти 18 лет менялась – как менялся и он сам, как менялась сама Россия. Не шаталась из стороны в сторону, не дергалась в поисках сиюминутной выгоды или навсегда утраченного, а эволюционировала от слабого к сильному, от неопытного к опытному, от обычного к мудрому. Российская Федерация на конец 1999 года представляла собой слабое, находящееся в кризисе государство, которое, как казалось тогда многим, стоит перед второй и уже окончательной фазой своего распада.

Первая состоялась в 1991 году, когда вместо большой исторической России возникло 15 государств, включая РФ. К концу 90-х наша страна, пережившая смену социально-экономического строя, падение экономики, развал системы власти, центробежные тенденции и проигрыш войны в Чечне, столкнулась с новой чеченской войной, которая должна была быть выиграна или, в противном случае, привела бы к росту сепаратизма на Северном Кавказе с последующей масштабной войной уже по всему югу России.

Никакой внятной внешней политики у этого государства, управлявшегося коалицией из олигархата и растерянного, слабого чиновничества, не было – и быть не могло. На нее просто не было ни сил, ни людей. Короткое, длившееся всего несколько месяцев премьерство Евгения Примакова показало, что может быть по-другому, но государственно мыслящего политика быстро «съели».

Борис Ельцин оставил Путину­ Россию слабую, потерявшую не только практически все свои позиции в мире, но и, что еще более страшно, уважение. Сам Борис Николаевич к моменту своего ухода уже несколько лет как разочаровался в «Западе, который нам поможет», но ничего поделать с этим не мог – у него не было ни стратегического мышления, ни воли, ни понимания сути международных отношений. Да и власти-то уже не было. Оставалось только разражаться тирадами, наподобие той, что он выдал в декабре 1999-го за три недели до своей отставки.
Тогда, в Пекине, Ельцин внезапно «взорвался»: в начале встречи с китайским лидером заявил на телекамеры, что Билл Клинтон много о себе возомнил и что не от Америки все зависит, а «все будет так, как решим мы с Цзян Цзэминем». Это выглядело жалко – в России шла война на Кавказе, у власти была ориентированная на Запад и лишенная самостоятельного исторического и геополитического мышления элита, а президент вел себя так, как будто за ним стоит страна времен Леонида Брежнева.

Путин начал свою международную игру тихо. Он не делал громких антиамериканских заявлений, но вовсе не потому, что, как теперь считают многие у нас и на Западе, изначально хотел подружиться с США, сделать Россию частью «золотого миллиарда» и младшим партнером атлантистов. Конечно, это не так. Сколь бы неопытным в большой политике человеком ни был Путин в те времена, не нужно сбрасывать со счетов его биографию и характер.

Потомок тверских крестьян Путин всегда был патриотом, а став чекистом, стал еще и хорошо информированным патриотом. Никаких иллюзий в отношении «дружеских чувств США к нам» у него явно не было, к концу 90-х, после работы шефом ФСБ и секретарем Совбеза, – тем более. Путин хотел вернуть России статус полностью самостоятельной и сильной державы, а к началу его правления мы были слабы и зависимы, причем самое страшное заключалось даже не в финансовой зависимости, а в ментальной и идеологической. Элита в массе своей считала Запад образцом для подражания во всем и исходила из своих обязательств перед оным.

Так что главной целью Путина изначально было возвращение России самостоятельности и силы, но, для того чтобы это сделать, нужны были люди и время. Мог ли Путин жестко заявить США, мол, отныне «ни шагу назад», вы слишком нагло игнорируете все наши национальные интересы и теперь будете обязаны с нами считаться? Да, мог, но это было бы, мягко говоря, контрпродуктивно, ведь за Путиным были только ядерные силы и ничего более. Подобная риторика вызвала бы только смех, а если бы Запад действительно поверил в намерения (и, главное, в возможности) Путина «сделать Россию снова великой», началось бы полномасштабное и самое разнообразное давление на страну. Давление и попытку изоляции Россия могла выдержать в 2014‑м, но не в 2000-м. Поэтому Путин выбрал другую тактику: не вступать в конфронтацию с Западом, а попытаться договориться с ним о честных правилах игры, отчасти изображая «своего парня».

Россия сосредотачивается

«Россия вам не враг, мы можем быть надежным партнером, мы можем вместе решать важные мировые проблемы, учитывая взаимные интересы» – примерно такую линию выбрал Путин в начале своего правления. В этом не было особого лукавства: Россия действительно не враг Западу и у нас нет намерений вредить США и вмешиваться в их внутренние дела. Уж тем более у нас нет глобалистских амбиций – мы не собираемся строить «мир по-российски».

Другое дело, что Владимир Путин порой изображал наивность, говоря об общих интересах и ценностях. «Мы можем вступить в НАТО?» – теперь этот вопрос ему часто вспоминают, но ведь это был просто вброс, проверка реакции. Вы говорите, что НАТО не против России, так, может, и нам в него вступить? Не могли же США прямо ответить, что НАТО – это способ контролировать Европу, в том числе Восточную, и бывшие советские республики – от Балтии до Закавказья.

Путину нужно было время – и он его получил. К концу первого срока было сделано главное – восстановлена управляемость страной. Рычаги власти вернули в Кремль, Чечню – в состав России, а олигархи и их ставленники оттеснены от принятия решений.

Нападение США на Ирак в 2003 году вызвало протест Кремля, но на фоне недовольства Франции и Германии Вашингтон не придал этому особого значения. У России все еще не было сил остановить начало страшной войны на Ближнем Востоке, но уже было полное понимание того, что дальше отсиживаться в стороне бессмысленно и опасно.

Тогда-то и пошел обвал. Сначала – переворот в Грузии, потом Штаты взялись за Украину, страны Прибалтики были приняты в НАТО. России нужно было принимать бой, но наши возможности были еще далеки от потребностей. Все, что можно было сделать, – это начать говорить в полный голос. Но перед этим Путин попробовал проверить противника на прочность.

Прагматический настрой президента в отношениях с Западом имел в основе еще и то, что некоторые шансы на разделение США и Европы действительно были – процесс строительства Евросоюза мог привести к обретению Европой геополитической самостоятельности. С такой Европой постепенно восстанавливающая силы Россия могла бы попробовать выстроить действительно взаимовыгодные и равноправные отношения. В конце концов, концепция большой Европы, Европы от Лиссабона до Екатеринбурга или даже до Владивостока была рождена вовсе не в России. А идея оси Берлин­-Москва-Пекин до сих пор относится к одним из самых многообещающих в геополитике. Ведь альтернативой атлантическому миропорядку может быть только миропорядок, формулируемый в Евразии.

Начало эмансипации Европы от англосаксов казалось вполне реальным еще в середине нулевых: в Париже был Жак Ширак, в Берлине – Герхард Шредер. Но после поражения Шредера осенью 2005‑го эти шансы уменьшились – и весной 2006-го Путин признается под камеры: «Мы же видим, что происходит в мире… Как говорится, товарищ волк знает, кого кушать. Кушает и никого не слушает, и слушать, судя по всему, не собирается».

Конфликт, открытый миру

Через несколько месяцев после этого и за полгода до окончания полномочий Ширака Путин произносит свою мюнхенскую речь. Еще не избран президентом атлантист Николя Саркози, еще нет никакого Барака Обамы, но в зале сидят Ангела Меркель и американский министр обороны Роберт Гейтс. Путин открытым текстом говорит о том, что Россия больше не будет молча терпеть то, что США ни с кем в этом мире не считаются. Это было равнозначно объявлению геополитической войны: Путин сказал то, что американцы отвыкли слышать от страны, входящей в состав «большой восьмерки».

К этому моменту Путину уже все было понятно: и то, что через год он не будет баллотироваться в президенты, отойдя на время в тень, и то, что для США он отныне и до конца его жизни становится врагом. Да, американские власти не называли его так вслух до 2014-го, но тогда, в Мюнхене, Путин был самым ненавистным для англосаксонской элиты человеком.

Война 2008 года была прощупыванием наших позиций со стороны Запада. Не важно, действовал ли Саакашвили на свой страх и риск, будучи уверенным в поддержке американцев, или же его подтолкнули к авантюре в Южной Осетии. Ответ России показал, что терпеть мы и в самом деле больше не будем.

Тем не менее пятидневная война не стала началом фронтальной конфронтации с США. Тут сыграли роль сразу несколько факторов, в первую очередь начавшийся глобальный финансовый кризис, а также то, что Штаты действительно серьезно завязли на Большом Ближнем Востоке.

Приход к власти администрации Обамы и начало президентства Дмитрия Медведева позволили начать «перезагрузку», то есть несколько отсрочить время перехода США к политике активного сдерживания России. Тем временем мы проводили перевооружение армии и готовились к созданию Евразийского союза, что вызывало растущее недовольство США. Впрочем, там серьезно надеялись на уход Путина, делая ставку на прозападных либералов в российской элите, активизировавшихся к концу президентства Медведева.

Весной 2011-го началась «арабская весна», и Москву посетил вице-президент США Джо Байден, почти открытым текстом «намекнувший» Путину, что тому лучше не баллотироваться в президенты.

Это был не единственный прокол Байдена. В ходе этой же поездки он пообещал Дмитрию Медведеву, что США не станут вторгаться в Ливию без консультаций с Москвой. Спустя некоторое время Россия воздержалась при голосовании за американскую резолюцию Совбеза ООН по Ливии, Вашингтон «забыл» свои обещания – и Ливия была уничтожена.

В итоге Путин не только вернулся в Кремль, но и приступил к открытой подготовке к конфронтации с США – начались национализация «элиты», зачистка проамериканских НКО и разоблачение ориентированной на Запад либеральной оппозиции.

Путин еще раз попробовал поговорить с Обамой – и даже помог ему не нападать на Сирию в августе 2013-го. Но одновременно с этим дал приют Эдварду Сноудену. Отказ выдать беглого сотрудника АНБ США был шагом, сравнимым с мюнхенской речью. То есть открытым вызовом Вашингтону, но уже на новом, гораздо более жестком уровне. С этого момента Путин был уже открыто объявлен главным «врагом человечества», а потом был Майдан на Украине, Крым, Донбасс – и попытка задавить, изолировать Россию, одновременно подбивая российские элиты на бунт и свержение Путина.

Ничего не получилось, более того, уже спустя год США убедились, что изоляция России лишь демонстрирует, как далеко зашел процесс разрушения «мира по-американски».

К 2016-му признание Путина самым влиятельным политиком мира стало общим местом для западной прессы. Попутно США потеряли Ближний Восток и помогли зацементироваться российско­-китай­скому согласию. То есть сделали все для того, чтобы быстрее спуститься с вершины холма. Победа на президентских выборах в 2016‑м Дональда Трампа и предшествующий этому Брекзит стали последним аккордом – атлантический миропорядок рухнул, причем у англосаксов в доме.

«Путин сделал это» (то есть избрал Трампа) – вот и все, что смогли сказать в ответ англосаксонские «хозяева миропорядка». Казалось, в ответ должен раздасться дружный смех, но слишком многие на Западе стали повторять эту мантру. И это – повод заглянуть в ближайшее будущее.

Бренд по фамилии Путин

Почему Путин приобрел столь «магическую» силу на Западе? Конечно, Россия серьезно усилила свои внешнеполитические позиции – даже в большей степени, чем США ослабили свои. Но при этом ни по экономической мощи, ни по военным ресурсам наша страна и близко не догнала Америку, ни о каком сравнении с временами противостояния СССР и США сейчас нет и речи.

Просто Путин упорно гнул свою линию. Меняя тактику, он двигался к своей стратегической цели, к построению выгодного для России миропорядка. Не Путин строит этот миропорядок – он лишь чутко следует «волне», использует слабости, просчеты и стратегические ошибки противника, идет по траектории формирования многополярного мира, который возводится в результате действий самых разных сил и стран.

Иран и континентальная Европа, арабы и Северная Корея, Турция и Китай, левые в Латинской Америке и американские трамписты – самые разные страны и силы работают на формирование нового миропорядка. Россия лишь одна из этих сил, но Путин стал олицетворением этого процесса, этой борьбы. Он работал на это, а теперь на это же работают и его главные противники – атлантисты. Демонизируя российского президента, наделяя его сверхъестественной силой, приписывая ему все грехи подряд, они тем самым помогают России и Путину. Это невозможно было представить, но это произошло.

При этом Россия стоит перед сложнейшими вызовами и проблемами – как внутренними, так и внешними. Нашей важнейшей и безальтернативной задачей является восстановление, собирание большого русского мира – большого Евразийского союза. Это работа на десятилетия, и на пути к этой цели будет множество препятствий и кризисов. Будут и сбои, и отступления, и маневры, но с этого пути нельзя сойти, нельзя свернуть. Этот путь выбрал не Путин – он лишь тот, кто научился идти вперед.

Несомненно, он дойдет, осуществит то, что было задумано. Вопрос только в том, сколько еще лет понадобится России на перестройку миропорядка, а также в том, сколько еще лет Путин сможет играть за нашу страну на мировой арене.

Что-то подсказывает, что первое свершится раньше, чем закончится второе. В том числе благодаря огромному внешнеполитическому опыту президента. И даже одному его имени, которое само по себе, благодаря неустанной работе его врагов, превращается в грозную силу. Эта сила компенсирует нашей стране ту нехватку ресурсов и возможностей для проведения многоуровневой и разносторонней внешней политики, которая возникла у нас после падения с вершины «сверхдержавы».

Получается, что Путин приносит пользу России одновременно и как руководитель страны, отстаивающий ее интересы на международной арене, и как международный бренд, набирающий силу от собственных успехов Путина­ во внешнеполитической деятельности и от попыток его демонизации, очернения и дискредитации. Чем больше с Путиным борются как с олицетворением России и просто как с политиком, тем сильнее становятся и он сам, и возглавляемая им страна, и пестуемый нашими врагами бренд «Путин».

Вместо вреда образу нашей страны на Западе и в мире в целом этот бренд «Путин-зло» приносит пользу. Ведь если кого-то ругают и наделяют сверхъ­естественными способностями те, кого все ненавидят, значит это очень достойный и сильный человек.

В истории нашей внешней политики были периоды побед и поражений. И есть несколько правителей, чьи эпохи ассоциируются с крайне успешной стратегией поведения России на мировой арене. Это не обязательно времена больших завоеваний и расширения территорий. Это может быть собирание сил и удержание от гибели.

Времена Ивана Третьего и Петра Первого, Ивана Грозного и Екатерины Великой, несомненно, принадлежат к периодам больших внешнеполитических успехов нашей страны. Как и период правления Иосифа Сталина, который не только восстановил утраченные после революции позиции и территории, но и по итогам победы в Великой Отечественной войне вывел страну на уровень максимального влияния в мире за всю ее историю.

Однако и годы правления Александра Третьего, когда страна практически не воевала, но имела огромный авторитет в мировых делах, небезосновательно отнесены к самым успешным периодам российской внешней политики. Не случайно, что именно Александр Миротворец с каждым годом становится для Владимира Путина наиболее близким и уважаемым из предшественников.

Петр Акопов

Вернуться